Гражданский кодекс часть 1

рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело по апелляционным жалобам Оразбаева А.А. и защитников, адвокатов Савина В.В. и Арсланова Д.Н., на приговор Сургутского городского районного суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 24 сентября 2013 года, которым

Оразбаев А.А., (дата) года рождения, уроженец (адрес), гражданин <данные изъяты> проживающий по адресу: (адрес), не судимый,

осуждён за совершение преступления, предусмотренного частью 2 статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации,

У С Т А Н О В И Л:

Оразбаеву А.А. органами предварительного следствия предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации.

В частности он обвинялся в том, что, являясь детским хирургом муниципального бюджетного учреждения здравоохранения <данные изъяты>, размещенной в (адрес), оказывая медицинскую помощь в детском хирургическом отделении хирургического стационара названного учреждения, надлежащим образом не исполнил свои профессиональные обязанности, и это привело к смерти пациентки.

По своей должностной инструкции Оразбаев был обязан: знать основы организации лечебно-профилактической помощи, общие принципы и основные методы клинической, инструментальной и лабораторной диагностики функционального состояния органов и систем человеческого организма, этиологию, патогенез, клиническую симптоматику, особенности течения, принципы комплексного лечения основных заболеваний, правила оказания неотложной и медицинской помощи, современные методы диагностики и лечения; оказывать квалифицированную медицинскую помощь по своей специальности, используя современные методы диагностики и лечения; определять тактику ведения больного по установленным правилам и стандартам; разрабатывать план обследования больного, уточнять объем и методы обследования пациента с целью получения в минимально короткий срок полной и достоверной диагностической информации; устанавливать или подтверждать диагноз на основании клинических наблюдений и обследований; собирать анамнез и данные клинико-лабораторных и инструментальных исследований; самостоятельно организовывать и проводить необходимые диагностические и лечебные процедуры и мероприятия, определять дополнительные методы обследования.

Днем 1 октября 2012 года Оразбаев находился на суточном дежурстве в детском хирургическом отделении хирургического стационара <данные изъяты>, куда в 16 часов 56 минут бригадой скорой помощи с жалобами на боли в животе и рвоту была доставлена малолетняя У., которой фельдшером бригады были поставлены диагнозы: «Острая кишечная непроходимость. Кишечные колики на фоне дисбактериоза кишечника».

Оразбаев, осмотрев У. в 17 часов 02 минуты в приемном отделении хирургического корпуса больницы, самонадеянно, не проявляя должного внимания и предусмотрительности, недооценил острое и бурное начало заболевания, не выяснил подробно жалобы больной, не произвел её подробный осмотр, не осмотрел язык, не выслушал кишечные шумы, не осуществил ректальное исследование, не назначил рентгенографическое исследование. В результате он не выявил у У. острой хирургической патологии брюшной полости, поставив ей неверный диагноз: «реактивный панкреатит, дискинезия движения желчевыводящих путей». С данным диагнозом малолетняя пациентка была госпитализирована в состоянии средней тяжести в детский стационар второго педиатрического отделения той же больницы, во время пребывания в котором Оразбаевым более не осматривалась.

Указанное, по версии обвинения, явилось основным фактором к развитию у пациентки острой кишечной непроходимости, некроза стенки кишки, перекрута кишки вокруг фиброзного тяжа, приведших к угрожающим жизни и принявшим необратимый характер эндотоксическому шоку и полиорганной недостаточности, повлекшим смерть У., наступившую в 9 часов 40 минут 2 октября 2012 года в реанимационном отделении <данные изъяты>

Приговором от 24 сентября 2013 года Сургутский городской суд Ханты-Мансийского автономного округа – Югры признал Оразбаева виновным в причинении У. смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей. Суд первой инстанции пришел к выводу, что осуждённый не принял должных мер к организации медицинской помощи пострадавшей.

Тем же приговором осуждена врач-педиатр <данные изъяты> Мостовенко А.А., в отношении которой судом установлена, что она при поступлении У. 1 октября 2012 года в 19 часов в детский стационар второго педиатрического отделения больницы поставила свой неверный диагноз: «функциональное нарушение кишечника, дисбактериоз кишечника», а затем в течение ночи с 1 на 2 октября 2012 года, несмотря на ухудшение состояния малолетней больной и жалобы её матери, не провела обязательного консультативного осмотра ребенка узким специалистом с целью дифференциации диагностики патологических процессов в кишечнике, не назначила лабораторный комплекс исследований крови, рентгенографическое и ультразвуковое исследования органов брюшной полости.

Бездействие Мостовенко, согласно выводу суда первой инстанции, явилось основным фактором к развитию у пациентки острой кишечной непроходимости, некроза стенки кишки, перекрута кишки вокруг фиброзного тяжа, приведших к угрожающим жизни и принявшим необратимый характер эндотоксическому шоку и полиорганной недостаточности, повлекшим смерть У., наступившую в 9 часов 40 минут 2 октября 2012 года в реанимационном отделении <данные изъяты>

По апелляционным жалобам осуждённых Оразбаева и Мостовенко, а также защитников, адвокатов Савина В.В. и Арсланова Д.Н., настоящее уголовное дело рассмотрено судом апелляционной инстанции.

В отношении Мостовенко приговор Сургутского городского суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 24 сентября 2013 года апелляционным постановлением Суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 6 февраля 2014 года оставлен без изменения. Тем же постановлением названный приговор в отношении Оразбаева отменен, а уголовное дело прекращено, в связи с существенным нарушением судом первой инстанции требований уголовно-процессуального законодательства.

Постановлением Президиума Суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 4 июля 2014 года по результатам рассмотрения кассационного представления прокурора Ханты-Мансийского автономного округа – Югры и кассационной жалобы потерпевшего В. апелляционное постановление Суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 6 февраля 2014 года в отношении Оразбаева отменено. Дело направлено на новое рассмотрение в апелляционном порядке жалоб осуждённого, адвокатов Савина В.В. и Арсланова Д.Н.

В этих жалобах осуждённый и его защитники просят приговор Сургутского городского суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 24 сентября 2013 года в отношении Оразбаева отменить в связи с несоответствием выводов суда фактическим обстоятельствам дела и оправдать его.

Свою вину в инкриминируемом ему деянии Оразбаев А.А. не признал. Согласно доводам авторов жалоб состав преступления, предусмотренного частью 2 статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации, в действиях осуждённого отсутствует. Сторона защиты не отрицает, что диагноз, поставленный Оразбаевым малолетней пациентке, был неверным. Однако, как свидетельствуют все представленные суду доказательства, врожденная хирургическая патология, обнаруженная у неё и явившаяся причиной смерти девочки, диагностируется очень сложно. Все необходимые мероприятия для диагностирования заболевания У. в момент поступления её в хирургическое отделение больницы Оразбаевым были предприняты: проведена беседа с её родителями, пальпация, ультразвуковое исследование, проверены анализы. Полученные данные не свидетельствовали о наличии у неё хирургической патологии. Фельдшер бригады скорой помощи О. не определял такую патологию, а лишь предположил её, наряду с другими диагнозами. Состояние девочки при поступлении в хирургическое отделение было удовлетворительным, на характерные для кишечной непроходимости боли в животе в момент двух осмотров, проведенных Оразбаевым, она не жаловалась, вела себя спокойно. Отсутствие боли могло быть следствием характера защемления кишки или результатом приема пациенткой обезболивающего лекарства, которое ей было дано родственниками перед вызовом врачей скорой помощи. Рвота, по словам родителей, случилась с девочкой лишь однажды, живот у неё был мягкий, синдром раздражения брюшины отсутствовал. Анализ мочи показал результаты, характерные для реактивного панкреатита. Поэтому, исключая хирургическую патологию, врач был уверен, что выполнил достаточный комплекс этих мероприятий. Ротовую полость пациентки осуждённый осматривал. Она была влажной, а язык без налетов. Ректальное исследование не проводил, поскольку это было бессмысленным. Со слов матери девочка незадолго до доставления в больницу обильно сходила в туалет, что тоже не характерно для острой кишечной непроходимости. Кроме того, исходя из пояснений родителей, симптомы проявились у пациентки незадолго до поступления в больницу, в связи с чем рентгенографическое исследование не могло выявить тонкокишечные уровни жидкости, так как на этой стадии они еще не сформировались.

Всем вышеприведенным обстоятельствам суд первой инстанции не дал никакой оценки. В приговоре суд не отразил показания свидетеля Д., присутствовавшего при вскрытии У. в качестве представителя больницы и подтвердившего доводы защиты. Кроме того, в приговоре не отражены показания свидетелей и специалистов, согласившихся с осуждённым в той части, что на момент поступления девочки в хирургическое отделение и осмотров её Оразбаевым достаточных данных о наличии у неё хирургической патологии не было.

В то же время, считают авторы апелляционных жалоб, поставленный осуждённым диагноз не был окончательным и мог быть уточнен в процессе наблюдения за пациенткой в динамике. В случае надлежащего наблюдения врачебная ошибка осужденного не могла привести к таким последствиям, как смерть ребенка. Поэтому, считают авторы апелляционных жалоб, данные последствия находятся в причинной связи с бездействием врача педиатра Мостовенко, не выполнившей обязанности по наблюдению за пациенткой, а не с ошибочным диагнозом Оразбаева, которого после помещения девочки в стационар к ней больше никто не вызывал.

Согласно доводам адвокатов Мостовенко осуждена за неосторожное причинение смерти У., как за преступление, совершенное только ею. Оразбаев её соучастником не являлся, вследствие чего наступившие последствия, инкриминированные Мостовенко, а именно смерть пациентки, не могут быть вменены в вину и Оразбаеву.

В своих письменных возражениях на апелляционных жалобы государственный обвинитель Скворцов А.В., не оценивая доводы осужденного и его защитников, лишь указал, что обжалуемый приговор является законным, обоснованным и справедливым.

Потерпевший В., возражая против доводов Оразбаева и его защитников, полагает, что осуждённый обязан был предположить о наличии у девочки хирургической патологии и провести для постановки правильного диагноза все мероприятия, какие только возможны. Он просит жалобу Оразбаева и адвокатов оставить без удовлетворения, а приговор Сургутского городского суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 24 сентября 2013 года без изменения.

Государственный обвинитель, участвовавший в суде апелляционной инстанции, поддержал предъявленное Оразбаеву обвинение в полном объеме, предложив:

отменить приговор Сургутского городского суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 24 сентября 2013 года в связи с существенным нарушением судом первой инстанции требований уголовно-процессуального законодательства;

постановить по делу в отношении Оразбаева новый обвинительный приговор, которым признать подсудимого виновным в преступлении, предусмотренном частью 2 статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации, а именно в причинении У. смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей.

Изучив материалы уголовного дела и доказательства, исследованные судом первой инстанции, допускаемые по согласию сторон судебного разбирательства без проверки, выслушав мнение прокурора, потерпевшего, защитника и осуждённого, суд апелляционной инстанции считает, что обжалуемый приговор подлежит отмене.

Выводы суда первой инстанции о виновности Оразбаева формальны и не соответствуют фактическим обстоятельствам дела. Ряду доказательств суд первой инстанции не дал надлежащей оценки, частично основал свой приговор на предположениях в нарушение принципа презумпции невиновности.

Исходя из совокупности фактических обстоятельств дела и подтверждающих их доказательств, суд апелляционной инстанции находит обоснованными доводы защиты об отсутствии в действиях подсудимого состава преступления, предусмотренного частью 2 статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Согласно заявлению потерпевшего, явившемуся поводом для возбуждения уголовного дела (том 1, лист дела 5), В. 3 октября 2012 года обратился к руководителю следственного отдела по (адрес) СУ СК Российской Федерации по Ханты-Мансийскому автономному округу – Югре. Излагая обстоятельства болезни и смерти своей малолетней дочери У., В. просил провести проверку по факту оказания ей ненадлежащей медицинской помощи медицинскими работниками педиатрического отделения Клинической городской больницы (номер) Потерпевший указал, что после помещения дочери в педиатрический стационар, ей сделали обезболивающие уколы и оставили на ночь без наблюдения. Несмотря на неоднократные просьбы находившейся с ребенком матери, врач не являлся для осмотра девочки, которой становилось хуже, а утром 2 октября 2012 года она скончалась.

Будучи допрошенным в судебном заседании, потерпевший В. показал, что утром 1 октября 2012 года он со своей дочерью У. ходил на прием к врачу педиатру, так как несколько дней до этого она болела ОРВИ, и детский сад не посещала. Дочь выписали, и он отвез её домой к тёще, Ч. где оставил. Настроение и самочувствие у девочки были хорошими. После обеда, около 15 часов, Ч. позвонила ему и сообщила, что ребёнку плохо. Он сразу приехал, и тёща рассказала, что дочь, пообедав и выпив сок, легла спать, а, проснувшись, сходила в туалет, и пожаловалась на сильные боли в животе. У. каталась по полу и плакала. Чтобы облегчить страдания ребенка, Ч. дала девочке обезболивающее «Нурофен». Собрав ребенка, он отвез его домой, куда вызвал бригаду скорой помощи. К тому времени дочь немного успокоилась. Прибывший по вызову фельдшер, осмотрев У. и, предположив, что у неё может быть непроходимость кишечника, сказал ехать в больницу. Врач сделал девочке массаж живота, и она перестала плакать. До этого живот у дочери болеть не переставал, она не могла сидеть, лежать, бегала в туалет, но у неё там ничего не получалось.

В хирургическое отделение Клинической городской больницы (номер) он с дочерью женой и тещей прибыл около 17 часов. Там У. однажды вырвало, после чего её принял и осмотрел дежурный хирург Оразбаев, назначил анализы и ультразвуковое исследование. Получив результаты анализов и данные ультразвукового исследования, подсудимый осмотрел У. вновь, поставил диагноз и направил её в педиатрическое отделение больницы. Там их приняла врач Мостовенко, которая тоже осмотрела дочь и определила её с женой в стационар. Он, в свою очередь, уехал домой.

Около 7 часов утра жена позвонила ему и сообщила, что У. забрали врачи и положили в реанимацию. Прибыв в больницу, он застал жену плачущей. Дочь умерла. Мостовенко в разговоре призналась ему, что виновата в смерти девочки, так как могла её предотвратить.

Со слов жены в ночь с 1 на 2 октября 2012 года состояние У. постоянно ухудшалось. Девочка постоянно хотела пить, но после того, как она пила, её сразу рвало. Жена неоднократно обращалась к медсестре с просьбой вызвать врача, но врач Мостовенко появилась только под утро, выслушала жалобы, однако никаких мер не предприняла. Потом У. стало ещё хуже, и врачи забрали её в реанимацию, где она скончалась.

Свидетель Ч. суду показала, что 1 октября 2012 года зять привез к ней домой внучку. В обед У. покушала, попила сок и легла спать. Проснувшись около 15 часов, девочка сходила в туалет, после чего стала плакать, кричать, показывала, что у неё болит живот. Кроме того, У. вырвало. Дав внучке обезболивающий препарат «Нурофен», она позвонила зятю, и тот, приехав, увез их с У. к себе домой, куда они вызвали скорую помощь. Когда прибывший на вызов фельдшер осматривал У., он сделал внучке массаж, и девочка успокоилась. Потом У. отвезли в больницу, где её осмотрел сначала врач-хирург, было проведено ультразвуковое исследование живота и получены анализы. Затем хирург направил внучку на дополнительное обследование в педиатрическое отделение.

Свидетель Ю. в своих показаниях подтвердила обстоятельства возникновения заболевания у дочери, указанные потерпевшим и Ч. Также она пояснила, что при поступлении в хирургическое отделение больницы её дочери сначала какой-то врач поставил укол обезболивающего «Но-шпы». Потом пришел Оразбаев и стал осматривать У.. Он ощупал ей живот. Живот был мягким. Врач спросил дочь, болит ли у неё живот, девочка ответила, что не болит. Далее Оразбаев задал несколько вопросов, в том числе кушал ли ребёнок, был ли у неё стул и когда. Потом подсудимый отправил их на ультразвуковое исследование, а также сдать анализы. Когда врач проводил ультразвуковое исследование, она поинтересовалась, нет ли у дочери аппендицита или заворота кишок. Врач ответил, что ничего подобного не наблюдается. После получения результатов обследования Оразбаев ещё раз осмотрел У. и отправил в педиатрическое отделение больницы. Прослушивание шумов он не проводил, рот не осматривал, подробно о заболевании не расспросил. После осмотра врачом-хирургом У. вырвало слюной.

В педиатрическом отделении их приняла врач Мостовенко, которая тоже осмотрела девочку, выписала лекарство, которое нужно было приобрести, и определила их в стационар. С вечера, примерно с 21 часа, дочери стало хуже. Её стала мучать жажда. У. пила, а потом её сразу рвало. Ребенок ослаб. Так продолжалось всю ночь. Видя, что происходит, она неоднократно обращалась к медсестре, просила вызвать врача. Но медсестра отвечала, что не может найти Мостовенко, и поставила девочке укол от рвоты, однако он не помог. Врач явилась только в 5 часов 40 минут, выслушала жалобы, но никаких реальных мер не предприняла. Хотела поставить капельницу, но передумала. Девочке поставили укол от температуры, и У. немного успокоилась. Около 7 часов утра, медсестра позвала их в процедурный кабинет и обратила внимание, что ребенок холодный. После процедурного кабинета У. в срочном порядке перевели в реанимацию, где она скончалась.

Согласно копии карты вызова скорой помощи (том 1, листы дела 220-221) 1 октября 2012 года в 16 часов 03 минуты поступил вызов на адрес: (адрес), к малолетней У.. Время прибытия бригады 16 часов 14 минут. При осмотре установлено, что язык пациентки влажный, обложен по спинке белым налётом, кожные покровы теплые, удовлетворительной влажности, живот болезненный ограниченно в околопупочной области при глубокой пальпации, мочеиспускание не нарушено, стул был днем с затруднениями, оформленный, твердый, без крови. Родители сообщили о схваткообразной боли в животе, от которой ребенок плачет и подгибает ноги, однократной рвоте выпитым в 12 часов соком. Температура тела не повышалась и составляет 36,0 С, пульс 127 ударов в минуту. От боли за тридцать минут до вызова скорой помощи бабушка дала девочке 5 мл обезболивающего «Нурофена» в сиропе. От легкого поглаживающего массажа живота наблюдается эффект – больная перестала плакать. Фельдшером скорой помощи поставлены диагнозы: острая кишечная непроходимость(?); кишечная колика на фоне дисбактериоза; реактивный панкреатит.

Свидетель О. , фельдшер скорой помощи, суду показал, что 1 октября 2012 года он находился на дежурстве и около 16 часов в составе бригады выехал на вызов по адресу: (адрес). Пациенткой была маленькая девочка, у которой болел живот. Дома присутствовали её бабушка и отец. По словам родственников, девочка после дневного сна сходила в туалет и стала жаловаться на боли в животе. Однажды её вырвало морковным соком, который она пила до сна. Стул, по словам бабушки, у пациентки был обычным. Осмотрев ребенка, он поставил три возможных диагноза: «острая кишечная непроходимость», «кишечные колики на фоне дисбактериоза» и «реактивный панкреатит», после чего принял решение о госпитализации девочки. К моменту транспортировки пациентка успокоилась, боли у неё прошли. Возможно, это было следствием приема обезболивающего средства «Нурофена», который ей дала бабушка. Больная была доставлена в хирургическое отделение Клинической городской больницы (номер) (адрес) около 17 часов и передана дежурному врачу в присутствии мамы и бабушки. До начала осмотра хирургом никакие инъекции ребенку никто в его присутствии не делал.

В соответствии с копией графика экстренной медицинской службы ординаторов Клинической городской больницы (номер) (том 1, листы дела 94-95) 1 октября 2012 года на дежурстве в хирургическом отделении названного учреждения находился Оразбаев А.А.

В соответствии с данными истории болезни стационарной больной У., осмотренной и приобщенной к делу в качестве вещественного доказательства (том 2, листы дела 64-66, 67), после приема и обследования пациентки в период между 17 и 18 часами 1 октября 2012 года врач-хирург Оразбаев исключил у неё острую хирургическую патологию, поставив диагноз: реактивный панкреатит.

В дальнейшем, при поступлении в педиатрическое отделение врач-педиатр Мостовенко, осмотрев У., в 19 часов поставила ей диагноз: функциональное нарушение кишечника, дисбактериоз кишечника. В состоянии средней степени тяжести пациента была помещена в стационар.

Свидетель Н. , будучи допрошенной в судебном заседании, показала, что 1 октября 2012 года она вместе со своим ребенком обратилась в Клиническую городскую больницу (номер) по адресу: (адрес). Педиатр перед ними принял маму и дочь У.. Доктор уговаривала маму лечь в стационар, и та согласилась.

Из показаний суду свидетеля И. следует, что в ночь с 1 на 2 октября 2012 года она вместе со своим ребенком лежала в одной палате с пострадавшей У. и её мамой. С ночи до утра девочку рвало, она постоянно просила пить, жаловалась на боли в животе. Её мама неоднократно просила позвать врача, но врач явилась только около 6 часов утра, а медсестра лишь однажды поставила девочке укол.

Свидетель М. , медсестра педиатрического отделения (номер) Клинической городской больницы № 1, будучи допрошенной в судебном заседании показала, что вместе с врачом Мостовенко находилась на дежурстве в названном отделении с вечера 1 октября до утра 2 октября 2012 года. Вечером к ним поступила малолетняя пациентка У.. С ней была мама. После осмотра врача их положили в одну из палат. Ночью у девочки начал болеть живот, появилась постоянная рвота. Мама больной несколько раз обращалась к ней, просила вызвать врача. Мостовенко в ординаторской отсутствовала, вероятно, была на вызове. В отсутствие врача по составленному им листу назначения она провела ряд процедур: поставила уколы обезболивающего лекарства, а также лекарства против рвоты. Под утро Мостовенко появилась, осмотрела девочку и сказала сделать капельницу. Но ребенок уснул и капельницу решили отсрочить.

Свидетель Х. , другая медсестра педиатрического отделения (номер) Клинической городской больницы № 1, в общем подтвердила показания М., а также пояснила, что, как правило, если родитель, находящийся с больным ребенком, просит вызвать врача, медсестра его приглашает. В том же случае, если ребенок находится под наблюдением, врач приходит сам каждые два часа.

По заключению комиссионной судебно-медицинской экспертизы (том 2, листы дела 8-21) причиной смерти У., умершей 2 октября 2012 года, труп которой был предварительно осмотрен в приемном отделении морга (том 1, листы дела 6-9), явилась острая кишечная непроходимость. Она возникла вследствие перекрута и ущемления петли тонкой кишки вокруг дивертикула Меккеля и осложнилась эндотоксическим шоком и полиорганной недостаточностью.

Дивертикул Меккеля – врожденное слепое выпячивание стенки кишки (аномалия развития кишки), вокруг которого у У. произошел перекрут кишки. В результате развилась острая кишечная непроходимость, некроз стенки кишки, что привело к эндотоксическому шоку и полиорганной недостаточностью. Непосредственно к самому перекруту могли привести погрешности в диете (перекорм трудно перевариваемой пищей), усиленная перистальтика кишечника на фоне течения вирусных инфекций.

Сам по себе дивертикул Меккеля протекает бессимптомно, но в случае возникновения из-за него кишечной непроходимости симптомы возникают быстро: сильные приступообразные боли в животе, задержка стула и газов, рвота, повышенная температура, интоксикация. Выявить признаки кишечной непроходимости сложно даже для хирурга, особенно у маленьких детей. Для точной постановки диагноза в данном случае требуется динамическое наблюдение за ребенком в условиях хирургического отделения стационара с проведением необходимых исследований. На начальном этапе кишечной непроходимости больные высказывают, в основном, жалобы на сильные приступообразные боли в животе. В последующем к ним присоединяются задержка стула и газов, появляется рвота, повышается температура тела, появляется сухость во рту, жажда, нарастает общая слабость, вялость.

Стандартов диагностики и лечения при подозрении на кишечную непроходимость детей нет, однако есть общепринятые методики диагностики вышеназванной патологии, описанные в научной литературе. В соответствии с научными источниками комиссией экспертов выявлены следующие дефекты оказания медицинской помощи.

Врач-хирург не оценил острое и бурное начало заболевания, не выяснил подробно жалобы больной, не произвел её подробный осмотр, не выяснил наличие или отсутствие сухости во рту, жажды, не осмотрел язык, не выслушал кишечные шумы, не осуществил пальцевое ректальное исследование, не назначил рентгенографическое исследование, не провел динамического наблюдения за больной.

При поступлении ребенка в педиатрическое отделение тяжесть состояния больной была оценена, как средняя, что требовало динамического наблюдения за больной педиатром, однако осмотр педиатром был произведен на момент поступления пациентки, в 19 часов, а следующий только после жалоб мамы на состояния ребенка в 6 часов. Большой промежуток времени между осмотрами не способствовал правильной оценке имевшихся симптомов и вновь появившихся: неоднократной рвоты, постоянной жажды, повышению температуры. Кроме того, необоснованно была отложена назначенная на 6 часов 2 октября 2012 года «капельница», которая могла уменьшить интоксикацию и обезвоживание больной.

Вместе с тем учитывая, что ребёнок был доставлен с диагнозом кишечной непроходимости, у врача-хирурга и педиатра должна была быть настороженность по поводу наличия этого заболевания, что требовало постоянного динамического наблюдения. В данном случае динамического наблюдения за ребёнком не было, что не позволило врачам в полной мере оценить тяжесть его состояния и провести необходимое лечение и тем самым попытаться предотвратить наступление тяжких последствий.

Выставить прямую причинную связь между дефектами оказания медицинской помощи и наступлением смерти У., по мнению комиссии экспертов, в данном случае нельзя, так как к смерти ребёнка непосредственно привела болезнь, а не воздействие медицинского персонала, а допущенные дефекты медицинской помощи перекруту кишечника никаким образом не способствовали.

Выводы приведенного заключения комиссии экспертов подтвердил в судебном заседании один из экспертов – кандидат медицинских наук Т., и с ними, в общем, согласились все допрошенные в качестве свидетелей медицинские специалисты.

Д. , заведующий отделением детской хирургии Клинической городской больницы № 1, показал, что после смерти У. был поставлен диагноз: острая кишечная непроходимость, вызванная врожденным пороком – дивертикулом Меккеля.

З. , детский хирург Сургутской окружной клинической больницы, показал, что такая патология, как дивертикул Меккеля протекает бессимптомно и обнаружить его без оперативного вмешательства невозможно. Он, в свою очередь, может явиться причиной острой кишечной непроходимости, симптомами которой являются сильная боль в животе, постоянная рвота.

Щ. , заведующий кафедрой детских болезней, пояснил, что острая кишечная непроходимость, характеризующаяся, прежде всего, задержкой стула и рвотой, протекает в трех стадиях. Первая – перекрут кишки с сильными болями в животе. Вторая – некроз нервных окончаний, при котором боль исчезает. Третья – эндотоксикоз, когда продукты распада всасываются в кровь. Больных, поступивших с подозрением на такой диагноз, следует наблюдать в хирургическом стационаре.

Д. , заведующий кафедрой госпитальной хирургии, главный хирург Сургутской окружной клинической больницы, суду также подтвердил посмертный диагноз малолетней У. и причины возникновения у неё острой кишечной непроходимости. Он показал, что основными симптомами данного заболевания протекающего остро, являются очень сильными схваткообразные боли, рвота, задержка стула и повышение температуры. Пациент ощущает ложные позывы к опорожнению кишечника, но дефекация облегчения не приносит. В более поздней стадии заболевания наблюдается тошнота, рвота с желчью, землистый цвет кожных покровов, специфичная натужная речь, больные беспокойны, их дыхание поверхностно и затруднено, общее состояние очень быстро ухудшается с наступлением смерти в течение 8-12 часов.

Болезнь обычно диагностируется путем сбора анамнеза, пальпации, лабораторных исследований, обзорной рентгенографии, ультразвукового исследования. Рентгенография обнаруживает множественные горизонтальные уровни жидкости в тонкой кишке. Ребенок, поступивший в стационар, должен наблюдаться врачом, осматриваться каждые 3-4 часа. Если состояние ухудшается следует принимать соответствующие меры.

К. , заместитель главного врача Клинической городской больницы (номер) по медицинской части, тоже подтвердила, что острая кишечная непроходимость протекает в виде сильных болей в животе, рвоты, недомогания. В рассматриваемом случае при наблюдении за пациенткой в динамике можно было поставить правильный диагноз.

Актом экспертизы качества медицинской помощи (том 1, листы дела 54-58) отмечено, что врачами Клинической городской больницы № 1, оказывавшими медицинскую помощь малолетней У., острая кишечная непроходимость с некрозом тонкой кишки при аномалии желудочно-кишечного тракта (дивертикуле Меккеля) не была распознана и оперативное лечение не предпринято, что привело к летальному исходу. При сборе информации не учтен один из диагнозов фельдшера скорой помощи: кишечная непроходимость. Динамическое наблюдение хирургом ребёнка с повторными почасовыми осмотрами отсутствовало.

Основываясь на перечисленных выше доказательствах, суд первой инстанции признал установленной виновность Оразбаева в причинении У. смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей.

Суд пришел к правильному выводу о том, что неверный диагноз, поставленный подсудимым, является одной из причин неоказания пострадавшей необходимой медицинской помощи, которая могла предотвратить развитие заболевания у малолетней У..

Вместе с тем суд первой инстанции отметил, что согласно приказу № 267-кп 3 апреля 2012 года (том 1, лист дела 89) Оразбаев, был принят в Клиническую городскую больницу (номер) на должность врача – детского хирурга экстренной помощи, как дипломированный специалист с высшим образованием (том 2, листы дела 135-138). В соответствии с должностной инструкцией, утвержденной 21 июля 2011 года главным врачом Клиническую городскую больницу № 1 (том 1, лист дела 90-92), он был обязан: знать основы организации лечебно-профилактической помощи, общие принципы и основные методы клинической, инструментальной и лабораторной диагностики функционального состояния органов и систем человеческого организма, этиологию, патогенез, клиническую симптоматику, особенности течения, принципы комплексного лечения основных заболеваний, правила оказания неотложной и медицинской помощи, современные методы диагностики и лечения; оказывать квалифицированную медицинскую помощь по своей специальности, используя современные методы диагностики и лечения; определять тактику ведения больного по установленным правилам и стандартам; разрабатывать план обследования больного, уточнять объем и методы обследования пациента с целью получения в минимально короткий срок полной и достоверной диагностической информации; устанавливать или подтверждать диагноз на основании клинических наблюдений и обследований; собирать анамнез и данные клинико-лабораторных и инструментальных исследований; самостоятельно организовывать и проводить необходимые диагностические и лечебные процедуры и мероприятия, определять дополнительные методы обследования.

С учетом указанного, суд первой инстанции посчитал, что, имея профессиональное медицинское образование, Оразбаев в силу занимаемой должности был обязан правильно диагностировать заболевание, которое установлено у малолетней У..

Однако такой вывод нельзя признать обоснованным, поскольку он фактически означает, что любой без исключения объективно неверный диагноз в случае наступления тяжких последствий, является основанием для привлечения каждого врача, его поставившего, к уголовной ответственности, вне зависимости от обстоятельств, при которых этот диагноз поставлен, а также субъективного отношения врача к данным обстоятельствам.

По существу суд первой инстанции, признавая Оразбаева виновным в преступлении, применил объективное вменение, запрещенное уголовным законом (часть 2 статьи 5 Уголовного кодекса Российской Федерации.)

По принципу, закрепленному частью 1 статьи 5 Уголовного кодекса Российской Федерации, лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Вина, согласно статье 24 Уголовного кодекса Российской Федерации, выражается в форме умысла и неосторожности.

Преступлением, совершенным по неосторожности, признается деяние, совершенное по легкомыслию или небрежности. Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий. Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия (статья 26 Уголовного кодекса Российской Федерации).

В приговоре от 24 сентября 2013 года суд, как и органы предварительного следствия в обвинительном заключении, не указал, в чем выразилась неосторожная форма вины Оразбаева в преступлении, ограничившись немотивированным утверждением о том, что он поступил «самонадеянно, не проявляя должного внимания и предусмотрительности», предполагая наличие в его деянии небрежности. Субъективному отношению подсудимого к своим действиям (бездействию), наступившим последствиям, обстоятельствам, повлиявшим на принятые им решения, не дано никакой оценки. Показания Оразбаева, а также другие доказательства, имеющие существенное значения для правильного разрешения дела, оставлены судом без внимания и содержание ряда из них в приговоре не нашло своего отражения.

Положив в основу вывода о виновности подсудимого заключение комиссии судебно-медицинских экспертов и акт экспертизы качества медицинской помощи, суд первой инстанции их в совокупности с другими доказательствами не проанализировал. Не учел, что свои выводы эксперты делали, когда уже достоверно был известен посмертный диагноз малолетней У., коллегиально, располагая неограниченным временем и возможностью исследования сведений, которые были объективно недоступны для подсудимого. Например, наличие у пострадавшей врожденной патологии – дивертикула Меккеля и других. Указанное привело к неверному истолкованию заключения, а также к переоценке его самостоятельного значения.

Основным фактом, инкриминируемым Оразбаеву, является неверно поставленный У. диагноз. По мнению стороны обвинения, основанному на заключении комиссии судебно-медицинских экспертов, преступное бездействие подсудимого заключалось в том, что он: не оценил острое и бурное начало заболевания; не выяснил подробно жалобы больной; не произвел её подробный осмотр; не выяснил наличие или отсутствие сухости во рту, жажды, не осмотрел язык; не выслушал кишечные шумы; не осуществил пальцевое ректальное исследование; не назначил рентгенографическое исследование.

Между тем, обращает на себя внимание тот факт, что упомянутые мероприятия не являются установленным и обязательным стандартом оказания медицинской помощи при обследовании острых хирургических патологий кишечника. По изложенному в заключении мнению экспертов, основанному не на практике, а на научных источниках, то есть теоретически, проведение таких мероприятий могло способствовать постановки правильного диагноза.

Представляется очевидным, что медицинский диагноз заболевания, которое изначально не известно для обследующего пациента врача, может быть поставлен правильно только при выявлении и оценке соответствующих симптомов. По обстоятельствам настоящего дела перед Оразбаевым при поступлении к нему малолетней У. стояла задача выявить, оценить имеющиеся у неё симптомы болезни и сделать обоснованный вывод.

В своих показаниях суду, а также в содержании апелляционной жалобы, он пояснил, что 1 октября 2012 года в 16 часов заступил на дежурство в качестве врача–хирурга в детское хирургическое отделение Клиническая городская больница (номер) (адрес). Около 17 часов туда бригадой скорой помощи с жалобами на боли в животе была доставлена малолетняя пациентка У., с которой была мама. Со слов последней девочка находилась у бабушки, где перед дневным сном покушала и попила сок, а поспав, за два часа до поступления в больницу, обильно сходила в туалет. После этого у неё появились боли в животе. Осмотрев пациентку и поговорив с её мамой, он оценил состояние девочки, как удовлетворительное. Кожные покровы были чистыми, дыхание без хрипов, сердечные тоны ясные, живот мягкий, без вздутия, безболезненный во всех отделах, пульс 124 удара в минуту, температура нормальная. После осмотра он направил пациентку с мамой на ультразвуковое исследование, а также на анализ крови и мочи. Внутримышечно ей был назначен укол противоспазматического раствора дротаверина. По результатам исследования никакой хирургической патологии в животе пациентки выявлено не было, в то время как анализ мочи показал отклонения в функционировании поджелудочной железы. На основании всех вышеприведенных данных, еще раз осмотрев девочку, он поставил ей диагноз: «реактивный панкреатит (изменение поджелудочной железы), дискинезия (нарушение движения) желчевыводящих путей» и направил её в педиатрический стационар той же больницы. Исключая кишечную непроходимость у пациентки, он принял во внимание, что живот у неё на момент осмотра не болел, за два часа до этого она сходила в туалет, опорожнив кишечник, причем, по словам родителей, стул был без крови и слизи. Все это нехарактерно для кишечной непроходимости и позволило ему исключить данный диагноз, несмотря на то, что предположение о нём значилось в карте скорой помощи, составленной фельдшером, выезжавшим на вызов. Осмотр девочки и беседу с её мамой провел достаточно подробно. Рот и язык пациентки он осматривал, но, видимо, забыл об этом написать. Полость была влажной. Ректальное исследование не осуществлял, поскольку это было бессмысленным, так как незадолго до доставления в больницу пациентка обильно сходила в туалет. Рентгенографическое исследование не могло выявить тонкокишечные уровни жидкости, присущие кишечной непроходимости, так как по времени начала заболевания на этой стадии они ещё не сформировались. Кроме того, после ультразвукового исследования лучевая нагрузка для пациентки была излишней. Вместе с этим, исходя из остальных данных, он был уверен в отсутствии у пациентки хирургической патологии.

Направляя больную с её мамой в педиатрический стационар, он рассчитывал, что там за состоянием здоровья пациентки будет осуществляться наблюдение, и его в случае необходимости вызовут. Однако этого не случилось. О смерти У. он узнал на следующее утро от врача Д.. При вскрытии у неё была выявлена острая кишечная непроходимость на фоне дивертикула Меккеля, что его очень удивило, поскольку признаков данного заболевания на момент осмотра и обследования девочки не было. Возможно, это явилось следствием характера защемления у пациентки кишки. Также на картину болезни могло повлиять то обстоятельство, что незадолго до поступления в больницу родственники дали девочке обезболивающее средство.

В содержании вышеприведенных показаний Оразбаев объяснил мотивы всех своих поступков при обследовании малолетней У., настаивая на том, что необходимые данные, свидетельствующие о наличии у неё заболевания, выявленного посмертно, на момент осмотра пациентки отсутствовали, и это послужило объективной причиной врачебной ошибки.

Вышеуказанному судом первой инстанции не дано никакой оценки. Между тем обстоятельства, сообщенные подсудимым, подтверждаются другими доказательствами по делу.

Как установлено судом с учетом заключения экспертов и мнения допрошенных медицинских специалистов, симптомами острой кишечной непроходимости являются: сильные приступообразные боли в животе, задержка стула и газов, рвота, повышенная температура, сухость во рту, жажда, общая слабость, вялость, землистый цвет кожных покровов, специфичная натужная речь, беспокойство, поверхностное затрудненное дыхание.

Принимая указанное во внимание, суд отмечает, что на момент осмотра малолетней пациентки У. врачом-хирургом Оразбаевым вышеуказанной симптоматики у больной не наблюдалось.

По данным карты вызова скорой помощи при осмотре У. установлено, что язык пациентки влажный, кожные покровы теплые, удовлетворительной влажности, живот болезненный только при глубокой пальпации, мочеиспускание не нарушено, стул был днем, оформленный, твердый, без крови, имела место однократная рвота выпитым в 12 часов соком, температура тела не повышалась и составляет 36,0 С, пульс 127 ударов в минуту. От легкого поглаживающего массажа живота больная перестала плакать.

По показаниям свидетеля О. , фельдшера скорой помощи, к моменту транспортировки в больницу пациентка успокоилась, боли у неё прошли.

Из содержания медицинской карты У. следует, что при осмотре врачом-хирургом в период между 17 и 18 часами состояние пациентки удовлетворительное, температура 36,1 С, кожные покровы чистые, обычной окраски, дыхание легких везикулярное, хрипов нет, сердечные тоны ясные, ритмичные, живот мягкий умеренно болезненный в эпигастральной области, симптома раздражения брюшины нет, стул 2 часа назад обильный, анализы и ультразвуковое исследование хирургической патологий не выявили.

По показаниям потерпевшего В. и свидетеля Ю. после того, как фельдшер скорой помощи сделал их дочери массаж живота, она успокоилась и перестала плакать, а на вопрос врача-хирурга, осматривавшего её в больнице, сказала, что живот у неё не болит. Также они пояснили, что подсудимый осматривал У. дважды, до и после анализов и ультразвукового исследования, задавал вопросы, в том числе кушал ли ребёнок, был ли у неё стул и когда.

Вместе с тем В. и Ю. заявили, что перед осмотром хирурга какой-то врач поставил их дочери укол обезболивающего лекарства «Но-шпы», и поэтому живот у неё перестал болеть. Однако объективно указанное не подтверждается, поскольку по данным медицинской карты такой препарат пациентке не вводился, а был поставлен укол противоспазматического раствора дротаверина, что подтвердил в своих показаниях подсудимый.

Также, В. утверждает, что кроме однократной рвоты дома у тещи около 15 часов, рвота случилась у дочери в больнице перед осмотром её Оразбаевым. Однако свидетель Ю. суду пояснила, что Ульянову вырвало уже после того, как подсудимый обследовал девочку.

Только на однократную рвоту жаловалась Ю. и врачу-педиатру Мостовенко, которая осматривала пациентку в 19 часов и в истории болезни про состояние больной указала, что её температура 36,6 С, кожные покровы физиологической окраски, умеренной влажности, слизистая ротоглотки розовая, язык влажный слегка обложен белым налетом, носовое дыхание свободное, дыхание везикулярное, хрипов нет, пульс 118 ударов в минуту, живот мягкий, болезненный при пальпации.

Осуждённая Мостовенко А.А. в своих показаниях, данных суду, пояснила, что У. поступила в детский стационар больницы 1 октября 2012 года около 19 часов 35 минут. Состояние девочки было удовлетворительным, на боли она не жаловалась, рвоты не было, жажды тоже, температура нормальная. Боль, рвота, жажда и температуры стали проявляться только после полуночи.

Таким образом, из различных источников следует, что на момент осмотра подсудимым у малолетней У. отсутствовали: сильные приступообразные боли в животе, задержка стула и газов, повышенная температура, сухость во рту, жажда, вялость, землистый цвет кожных покровов, специфичная натужная речь, беспокойство, поверхностное затрудненное дыхание. Имелись лишь данные об однократной рвоте и прежних болях в животе, которые стихли.

Вышеуказанное, а также тот факт, что Оразбаев лично дважды осматривал пациентку, подтверждает достоверность его показаний об отсутствии у неё на момент осмотра упомянутых симптомов. Насколько полно это отражено записью подсудимого в истории болезни, значения в рассматриваемом случае не имеет. Оразбаев действительно не написал о состоянии ротовой полости больной, языка, жажде. Однако, как видно из приведенных выше доказательств, данные сведения в момент осмотра непосредственно и не указывали на действительное заболевание пациентки, а, напротив, противоречили обыкновенной его симптоматике.

Названным обстоятельствам подсудимый и дал оценку, поставив У. свой диагноз, оказавшийся впоследствии неверным. Не соответствует действительности утверждение стороны обвинения о том, что в результате своего бездействия Оразбаев не установил имевшиеся у пациентки симптомы (не оценил начало заболевания, не выяснил подробно жалобы больной, не произвел её подробный осмотр, не выяснил наличие или отсутствие сухости во рту, жажды, не осмотрел язык, не выслушал кишечные шумы, не осуществил пальцевое ректальное исследование). Напротив, он располагал необходимой информацией, касающейся всех имеющих значение симптомов, в том числе относящихся к началу заболевания, однако они в достаточной мере не свидетельствовали о наличии у малолетней У. острой кишечной непроходимости.

Это наряду с результатами анализов и ультразвукового исследования живота и явилось причиной исключения подсудимым упомянутого диагноза, на что у него в момент осмотра действительно имелись реальные основания. Оразбаев не знал, что диагноз, поставленный им, был объективно не правильным и не предвидел, что это может повлечь наступление общественно опасных последствий.

Комментируя указанную ситуацию, все допрошенные в качестве свидетелей медицинские специалисты в той или иной мере оправдали действия Оразбаева.

Д. , заведующий кафедрой госпитальной хирургии, главный хирург Сургутской окружной клинической больницы, суду показал, что смерть малолетней У. явилась следствием рокового стечения обстоятельств. При диагностике острой кишечной непроходимости вследствие дивертикула Меккеля происходит очень много ошибок, и трое из четверых пациентов умирают. Клиническую картину болезни может изменить прием больным обезболивающего лекарства, чего нельзя делать до постановки диагноза. Частью симптомов острая кишечная непроходимость похожа на панкреатит, который может возникнуть при переедании.

Д. , заведующий отделением детской хирургии Клинической городской больницы № 1, пояснил, что патология, явившаяся причиной смерти У., очень редка. Лично он сталкивался с ней за шестнадцать лет работы лишь четыре раза, и два случая из них были с летальным исходом. Протекание болезни у пострадавшей на момент осмотра её хирургом не указывали на наличие у девочки острой кишечной непроходимости: отсутствовали боль, вздутие живота, рвота была однократная, пациентка самостоятельно сходила в туалет незадолго до доставления в больницу, ультразвуковое исследование ничего не показало. Этого было достаточно, чтобы исключить острую кишечную непроходимость, и поводов сомневаться в своем диагнозе у него не было. Врач-хирург направил ребенка в педиатрическое отделение, где врач в условиях стационара обязан был наблюдать за состоянием больной в динамике.

З. , детский хирург Сургутской окружной клинической больницы, также назвал патологию, выявленную у У., очень редкой, сообщив, что за восемнадцать лет своей практики не сталкивался с ней ни разу. Симптомы болезни стали проявляться у пациентки после осмотра врача-хирурга, когда девочка находилась в педиатрическом стационаре, где за ней обязан активно наблюдать врач-педиатр. При появлении соответствующих симптомов врач должен был провести инфузорную терапию и пригласить хирурга. В этом случае смерти пациентки можно было избежать.

Щ. , заведующий кафедрой детских болезней, считает, что врач-хирург исключил диагноз острой хирургической патологии по объективным причинам, и это было сознательным его заблуждением. Впоследствии существовала необходимость наблюдать за состоянием ребенка в динамике, что позволило бы приять необходимые меры своевременно.

К. , заместитель главного врача Клинической городской больницы (номер) по медицинской части, показала, что протекание болезни у У. на момент осмотра её хирургом не указывали на наличие у девочки острой кишечной непроходимости. Диагностирование данного заболевания является очень сложным. Оразбаев осмотрел ребенка, собрал анализов и провел ультразвуковое исследование. Полученные данные не указывали на хирургическую патологию. Возможно, пациентка поступила слишком поздно, или родители, дав ребенку обезболивающее лекарство, исказили симптомы. Хирургом был поставлен схожий по симптоматике диагноз, реактивный панкреатит, и девочка направлена в педиатрический стационар. Там её необходимо было наблюдаться в динамике, что позволяло правильно определить болезнь и принять соответствующие меры.

Б. , заместитель главного врача Клинической городской больницы (номер) по педиатрии, пояснила, что симптомы острой кишечной непроходимости появились у малолетней У. в ночь с 1 на 2 октября 2012 года, когда она находилась в педиатрическом стационаре. Врач-педиатр, дежуривший в отделении, обязан был наблюдать пациентку, оказать в случае необходимости неотложную помощь и вызвать соответствующего специалиста.

Вместе с тем Щ., Д. З. и К. согласились с мнением Оразбаева о том, что рентгенографическое исследование могло и не показать признаки кишечной непроходимости. Кроме того, данное исследование назначается при наличии сомнений об отсутствии хирургической патологии, а у подсудимого по объективным причинам таких сомнений не было.

Исходя из вышеприведенных доказательств, нет оснований утверждать, что и рентгенографическое исследование в случае его проведения обнаружило бы признаки острой кишечной непроходимости у У., в связи с чем непроведение такого исследования не может быть вменено Оразбаеву в вину.

Также следует признать установленным, что острая кишечная непроходимость была исключена подсудимым у малолетней У. не вследствие недостаточности симптомов, к выявлению которых он не предпринял необходимых мер, а в связи с тем, что им в результате обследования были получены данные об отсутствии таких симптомов. Решение Оразбаева имело под собой реальные основания, и он был уверен в нём.

Вместе с тем, как следует из заключения комиссии судебно-медицинских экспертов, показаний свидетеля Ю., осужденной Мостовенко и других доказательств, основные симптомы острой кишечной непроходимости (боль, рвота, слабость, жажда, температура и др.) проявились у малолетней У. уже в период пребывания её в педиатрическом стационаре больницы в ночь с 1 на 2 октября 2012 года. Там пациентка находилась под наблюдением врача-педиатра, не предпринявшего необходимых мер для осмотра больной, выявления симптомов, приглашения для их оценки специалиста, назначению лечения, что в результате и привело к смерти девочки. Данных обстоятельств, направляя пострадавшую в педиатрический стационар, подсудимый не мог и не обязан был предвидеть или предполагать.

Таким образом, суд апелляционной инстанции считает установленным, что причиной врачебной ошибки не явилось бездействие Оразбаева. Общественно опасное деяние в его поведении не усматривается. Кроме того, суд приходит к выводу об отсутствии достаточных оснований для утверждения о неосторожности подсудимого. Данных о том, что при необходимой внимательности и предусмотрительности он должен и мог предвидеть такие последствия своей ошибки, как смерть пострадавшей, суду не представлены.

Не убедительным суд апелляционной инстанции считает довод стороны обвинения о том, что для выявления у пострадавшей острой кишечной непроходимости имелись достаточные основания, поскольку такой диагноз У. поставил фельдшер скорой помощи.

Согласно копии карты вызова скорой помощи фельдшер указал в ней не конкретное заболевание, а три возможных диагноза: острую кишечную непроходимость(?); кишечную колику на фоне дисбактериоза; реактивный панкреатит. Причем острая кишечная непроходимость, даже как вероятная, вызвала у него сомнение, о чем свидетельствует поставленный им знак вопроса рядом с данным диагнозом. Поэтому сам по себе факт названной записи не может служить основанием для обвинения подсудимого в неосторожном бездействии. Тем более, что Оразбаев, как хирург, в первую очередь и проверял упомянутый диагноз, поскольку все остальные к его специализации не относятся.

Принимая указанное во внимание, суд апелляционной инстанции считает, что в действиях Оразбаева А.А., поставившего неверный диагноз малолетней У., состав преступления, предусмотренного частью 2 статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации, отсутствует. По обвинению в данном деянии подсудимый должен быть оправдан.

На основании изложенного, руководствуясь статьями 389.17, 389.20, 389.28, 389.33 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, суд

П Р И Г О В О Р И Л:

апелляционные жалобы Оразбаева А.А. и защитников, адвокатов Савина В.В. и Арсланова Д.Н. удовлетворить, приговор Сургутского городского суда Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 24 сентября 2013 года в отношении Оразбаева А.А. отменить в связи с несоответствием выводов суда фактическим обстоятельствам дела.

Оразбаева А.А. по обвинению в преступлении, предусмотренном частью 2 статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации оправдать в связи с отсутствием в его действиях состава преступления.

Меру пресечения, избранную в отношении Оразбаева А.А., подписку о невыезде и надлежащем поведении, отменить.

Признать за Оразбаевым А.А. право на реабилитацию путем обращения в порядке статьи 133 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в Суд Ханты-Мансийского автономного округа – Югры с требованием о возмещении вреда, связанного с уголовным преследованием.

Настоящий приговор вступает в силу с момента провозглашения и может быть пересмотрен в кассационном или надзорном порядке.

Председательствующий