Гражданский кодекс часть 1

Петрозаводский городской суд Республики Карелия в составе председательствующего судьи Мамонова К.Л. при секретаре Гольдэр М.А., истца ФИО1, его представителя ФИО2, ответчика ФИО3 и его представителя ФИО4, рассмотрев в открытом судебном заседании гражданское дело по иску ФИО1 к ФИО3 о защите чести и достоинства,

установил:

ФИО1, ссылаясь на ст. 152 Гражданского кодекса Российской Федерации (РФ) и распространение сведений, порочащих его честь, достоинство и деловую репутацию, обратился в суд с требованиями об обязании ФИО3 опровергнуть эти сведения и о компенсации причиненного морального вреда. Иск мотивирован размещением ДД.ММ.ГГГГ в интернет-сети на сайте <данные изъяты> статьи «Продажные депутаты парламента Карелии?».

В судебном заседании ФИО1 и его представитель заявленные требования поддержали, указав на уничижительный для истца характер отдельных фраз оспоренного текста. ФИО3 и его представитель, возражая против иска, высказались о соответствии распространенного действительности, об отсутствии в статье оскорбительного содержания, а также изложении в ней личного мнения автора.

Заслушав пояснения сторон и показания свидетелей, исследовав представленные письменные и видеоматериалы, суд не находит правовых оснований для удовлетворения иска.

ДД.ММ.ГГГГ в сети интернет на администрируемом ФИО3 сайте <данные изъяты> в рубрике «Последние новости» под названием «Продажные депутаты парламента Карелии?» размещен текст ответчика: «Заместитель председателя Законодательного собрания Карелии <данные изъяты> назвал сумму какую может получить депутат парламента за своё «правильное голосование».

Это тот случай, когда назвать произошедшую сегодня на сессии Законодательного собрания Карелии историю скандальной будет мало. Заместитель председателя Законодательного собрания Карелии <данные изъяты> произнес вслух и под видео запись такое (все задокументировано и, следовательно, легко проверяется), чего очень давно не звучало в стенах республиканского собрания. <данные изъяты> назвал фракцию, которая берет деньги за «управляемость» её голосования и даже назвал фамилию конкретного депутата-бизнесмена который организует подобную «управляемость».

Произошла эта чрезвычайная история, на политическую коррупцию намекающая, во время рассмотрения вопроса о структуре Заксобрания. Группа депутатов предложила дополнительно добавить один комитет к ныне существующим (по ЖКХ, агропромышленной политике и тарифам) и ликвидировать должность заместителя спикера парламента (до того момента у спикера было двое заместителей, предлагалось оставить одного). Предложение об учреждении нового комитета никаких разногласий не вызвало, а вот вокруг вопроса о сокращении поста зампреда Заксобрания возникли противоречия и весьма острые, хотя сам по себе вопрос более чем в третьеразрядный. Объяснение чему следует искать в фигуре зампреда – депутате <данные изъяты>, члене фракции «<данные изъяты>». На предыдущем сессионном заседании он открыто выступил против одного из решений фракций «<данные изъяты>» и, видимо, за то однопартийцы решили наказать его, «понизив» до статуса рядового депутата (депутатского мандата его лишить не могут). И чем больше разгоралась парламентская дискуссия, тем больше откровенностей вылезало наружу.

Депутат <данные изъяты>, взяв слово и, понимая что это последний его шанс высказаться по поводу неминуемой своей отставки, что называется раскрыл карты. Сначала он верно заметил, что вопрос о его должности малозначимый, но по своему показательный, так как свидетельствует о степени самостоятельности депутатов парламента Карелии. По мнению <данные изъяты>, если депутаты соглашаются сейчас с той ролью какую кукловоды им навязывают (это его определение анонимов из партии власти), то значит о самостоятельности Законодательного собрания как независимого органа региональной власти придется забыть. По утверждению <данные изъяты>, накануне сессии Заксобрания членам фракций предлагались деньги за то, чтобы те проголосовали за отмену поста зампреда парламента. Каждый депутат, соглашаясь на это, вроде бы должен был получить по 2,5 миллиона рублей. Это утверждение задокументировано, потому мы так смело и пересказываем <данные изъяты>. Он конкретно говорил о членах фракции <данные изъяты> (таких трое в Заксобрании). И более того назвал фамилию депутата из фракции «<данные изъяты>» бизнесмена ФИО1, который будто бы должен будет рассчитываться с депутатами-коммунистами, не собственные деньги, разумеется, им отдавая. За «правильное» их голосование депутаты получали бы оплачиваемые места в парламенте.

Бросив в лицо эти обвинения депутатам из фракции <данные изъяты>, фамилии их не называя, и лично ФИО1, да и ко всем «единороссам», по большому счету адресуясь, <данные изъяты> прекратил свою обличительную речь.

Сам факт произошедшего скандален – открыто говорилось о том, что депутаты якобы получают деньги за голосование, оплачиваемыми должностями с ними рассчитываются. Но еще более скандальные события развернулись дальше. Никто не стал опровергать <данные изъяты>, называя его лжецом или клеветником, никто не стал грозиться ему судом за распространение недостоверной информации. Нет, какие-то слова прозвучали в ответ, конечно, но никто ничего не произнёс вслух (не опроверг) ни о 2,5 миллионах рублей «за голосование», ни о ФИО1-«организаторе» голосования (по версии <данные изъяты>).

В результате возникла более чем двусмысленная пауза и теперь неизбежным становится вопрос: <данные изъяты> прав? А если не прав, то почему никто не оспорил его публичное заявление?

История должна будет получить продолжение. Как минимум две группы депутатов узнаваемы тут, а один даже и вообще открыто обвинен в политическом соблазне коллег. Это даже не региональный скандал, а вполне не хилый скандал федерального уровня.».

Утверждая, что он является депутатом Законодательного Собрания Республики Карелия, истец оценивает фразы «Заместитель председателя Законодательного собрания Карелии <данные изъяты> назвал сумму какую может получить депутат парламента за своё «правильное голосование».», «<данные изъяты> назвал фракцию, которая берет деньги за «управляемость» её голосования и даже назвал фамилию конкретного депутата-бизнесмена который организует подобную «управляемость».», «По утверждению <данные изъяты>, накануне сессии Заксобрания членам фракций предлагались деньги за то, чтобы те проголосовали за отмену поста зампреда парламента. Каждый депутат, соглашаясь на это, вроде бы должен был получить по 2,5 миллиона рублей. Это утверждение задокументировано, потому мы так смело и пересказываем <данные изъяты>. Он конкретно говорил о членах фракции <данные изъяты> (таких трое в Заксобрании). И более того назвал фамилию депутата из фракции «<данные изъяты>» бизнесмена Л.Лиминчука, который будто бы должен будет рассчитываться с депутатами-коммунистами, не собственные деньги, разумеется, им отдавая. За «правильное» их голосование депутаты получали бы оплачиваемые места в парламенте.», «Сам факт произошедшего скандален – открыто говорилось о том, что депутаты якобы получают деньги за голосование, оплачиваемыми должностями с ними рассчитываются.» и «Нет, какие-то слова прозвучали в ответ, конечно, но никто ничего не произнёс вслух (не опроверг) ни о 2,5 миллионах рублей «за голосование», ни о ФИО1-«организаторе» голосования (по версии <данные изъяты>).» порочащими его социальный статус, честь, достоинство и репутацию, а также не соответствующими действительности. Кроме того, такой же оценки ФИО1 требует касательно использованного в статье по отношению к нему слова «бизнесмен».

Каждый имеет право на защиту своей чести и доброго имени (ст. 23 Конституции РФ). А в силу ст. 152 Гражданского кодекса РФ гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Также гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать компенсации морального вреда, причиненного их распространением. При этом согласно п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 3 от 24 февраля 2005 года под распространением сведений понимается в том числе их изложение в интернет-сети. Не соответствующими действительности эти сведения являются в ситуации, когда имеют место утверждения о фактах или событиях, не происходивших в реальности во время, к которому относятся оспариваемые сведения. Порочащими же, в частности, являются сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота.

В то же время согласно ч. 3 ст. 29 Конституции РФ никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.

Факт распространения указываемого ФИО1 надлежаще подтвержден документально. Причем, к судебному анализу принята та редакция статьи, которая была в установленном порядке (ст. 102 Основ законодательства РФ о нотариате) зафиксирована размещенной в интернет-пространстве в ходе нотариального осмотра ДД.ММ.ГГГГ в период с 9 час. 57 мин. до 10 час. 10 мин. Между тем, истец придает спорным фразам сугубо индивидуальное, значимо отличное смысловое содержание, которое они, к тому же, в свете правовых требований ст. 152 Гражданского кодекса РФ не имеют.

Правовая конструкция, предусмотренная ст. 152 Гражданского кодекса РФ, как способ судебной защиты нарушенного права предполагает опровержение не каких-либо общих суждений или допускающих соответствующим текстом выводов, а конкретных проверяемых утверждений о конкретных фактах (событиях). Непосредственное содержание текста «Продажные депутаты парламента Карелии?», как в целом, так и в дискутируемых его частях, имея в виду лексику и правила языка, на котором он изложен, его фразеологию и нормы лингвистики в целом, включает в себя утверждение о том, что на очередном заседании Законодательного Собрания Республики Карелия при разрешении одного из вопросов повестки дня имело место выступление <данные изъяты>, а затем ряд публичных высказываний по поводу него других депутатов. Помимо новостного характера данного сообщения, включающего в себя пересказ этого выступления, в статье приведены авторские как очевидца событий мнения и оценки об услышанном и произошедшем. При этом такой формат свойствен сайту <данные изъяты>, направленному на целевую аудиторию и наполненному аналитическим материалом об общественно-политической жизни региона, что с учетом его регулярного оперативного обновления придает ему в отсутствие такого правового статуса схожесть со средством массовой информации в виде сетевого издания, хотя и не отождествляет с ним. С другой стороны, ФИО3 – член журналистского сообщества России.

Факт выступления <данные изъяты> в Законодательном Собрании Республики Карелия ДД.ММ.ГГГГ надлежаще доказан, содержание данного выступления, а также реакция на него в ходе сессии установлены. Достоверность сообщенного депутатом предметом спора не является, однако, отмечается, что в пределах уголовно-правовых оценок действий <данные изъяты> следственными органами, на чем настаивал ФИО1, нарушение прав последнего не выявлено (постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от ДД.ММ.ГГГГ). Для целей привлечения ФИО3 к испрошенной истцом в настоящем деле ответственности указанная достоверность, как и уничижительность сказанного <данные изъяты>, юридического значения не имеет. Наоборот, в системе судебного анализа статьи ответчика это выступление и само по себе, и своим содержанием предполагается как объективная данность. Этот вывод, по сути, базируется на тех же правовых подходах, которые, в частности, реализованы в п. 4 ч. 1 ст. 57 Закона РФ «О средствах массовой информации», – показательным является корректность изложения услышанного как утверждения о факте, если оно облачается в такую форму, и допустимость доступных к широкому освещению оценок. Однако нарушений на этот счет со стороны ФИО3 нет.

Содержание статьи ответчика не определяется личностным её восприятием истцом либо любым другим читателем. Не увязаны с этим восприятием и критерии, вытекающие из ст.ст. 17, 23, 29 Конституции РФ, 10, 152 Гражданского кодекса РФ и иных обязательных норм, регулирующих сферу защиты чести и достоинства, предназначенные для правовой оценки публикации. Как следствие, доведенная до суда позиция ФИО1 и его представителя – исключительно субъективное мнение участвующих в деле лиц по существу спора, а не сведения о фактах, что имеет в виду ч. 1 ст. 55 Гражданского процессуального кодекса РФ, то есть не доказательство. В то же время ст. 195 данного кодекса предписывает разрешение спора только на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании.

Пояснения заявленных истцом и допрошенных судом свидетелей <данные изъяты>, <данные изъяты> и <данные изъяты> производны относительно обстоятельств выступления <данные изъяты> или статьи ФИО3 об этом, хотя показательны в разноликости индивидуального понимания одного и того же исходного материала. А итоги представленного в обоснование иска экспертного заключения <данные изъяты> в свете ст.ст. 67 и 86 Гражданского процессуального кодекса РФ судом не разделяются.

Так, в соответствии со ст. 79 Гражданского процессуального кодекса РФ целью экспертного исследование может быть разрешение только тех вопросов, которые требуют специальных знаний в областях науки, техники, искусства или ремесла, за исключением права. Любые позиции правового характера, относимые к компетенции суда (включая, например, оценки доказанности фактов, законности чьих-либо действий, юридических квалификаций), предметом судебной экспертизы быть не могут (п. 13 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 июня 2008 года № 11). Соответственно, они не могут определять методологию экспертного исследования. Но заключение эксперта базируется не только на собственно исследовании спорного текста, но и на сопоставлении его содержания с целым рядом правовых категорий, то есть фактически на правом анализе обстоятельств дела. Разделить, за счет какого из приведенных подходов – сугубо профессионального, в сфере специальных познаний, необходимость применения которых была предложена судом определением от 11 декабря 2017 года, либо юридического – эксперт пришел к искомым выводам, возможным не представилось, ходатайств в порядке ст. 87 Гражданского процессуального кодекса РФ на соответствующее предложение суда к обсуждению не последовало. В свою очередь это свидетельствует о восприятии результата исследования, как основанного на совокупности обозначенных подходов. Один из последних при производстве судебных экспертиз с очевидностью недопустим, следовательно, возможность считать состоявшиеся выводы достоверными исключается.

Принимается во внимание также следующее.

Согласно ст. 41 Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ» в соответствии с нормами процессуального законодательства РФ судебная экспертиза может производиться вне государственных судебно-экспертных учреждений лицами, обладающими специальными знаниями в области науки, техники, искусства или ремесла, но не являющимися государственными судебными экспертами. В такой ситуации на негосударственную судебно-экспертную деятельность распространяется действие в том числе ст.ст. 2-4, 8, 16 и 25 данного закона. Они же предусматривают: судебно-экспертная деятельность основывается на принципах законности, объективности, всесторонности и полноты исследований, проводимых с использованием современных достижений науки и техники; эксперт проводит исследования объективно, на строго научной и практической основе, в пределах соответствующей специальности, всесторонне и в полном объеме; заключение эксперта должно основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных; эксперт обязан провести полное исследование представленных ему объектов и материалов дела, дать обоснованное и объективное заключение по поставленным перед ним вопросам, а если поставленные вопросы выходят за пределы специальных знаний эксперта, – составить мотивированное письменное сообщение о невозможности дать заключение и направить данное сообщение в орган или лицу, которые назначили судебную экспертизу.

Придя к выводу о применении по делу правил ст. 79 Гражданского процессуального кодекса РФ, суд назначил лингвистическую экспертизу, признавая как наличие собственно такой науки – лингвистики, так и соответствующей ей профильной научной специальности. Проведшая же исследование эксперт <данные изъяты> несмотря на отсутствие каких-либо данных, умаляющих её профессиональный уровень в своей сфере, – специалист в иных научных отраслях (культорология, философия, психология). Такое организационное упущение в производстве экспертизы, как и вышеуказанное игнорирование принципов её проведения, не позволяют исключить сомнения в её итогах или довериться им, даже допуская формальный характер некоторых нарушений Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ».

Учитывая ссылку истца на свой особый статус – депутата представительного органа государственной власти субъекта федерации, суд исходит из того, что свобода слова в демократическом обществе, каковым провозглашена Россия (ст. 1 Конституции РФ), допускает расширенные рамки публичной критики общественных деятелей. Эта свобода – одна из существенных социальных основ, основополагающее условие прогресса общества и самореализации каждого его члена. Причем, эта свобода охватывает не только информацию или идеи, которые благоприятно воспринимаются или считаются безобидными или нейтральными, но и такие, которые оскорбляют, шокируют или вызывают беспокойство. Таковы требования плюрализма, толерантности и либерализма, без которых демократия невозможна. Этот подход, неоднократно формулировавшийся и Европейским судом по правам человека, фактически указывает на то, что политики, общественные лидеры, публичные должностные лица в силу своего общественного статуса и особенно те из них, которые стремятся заручиться общественным мнением, тем самым соглашаются стать объектом общественной политической дискуссии и критики. Должностные лица органов государственной власти могут быть подвергнуты публичной критике, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий. Соответственно, пределы допустимой критики в отношении публичных лиц шире, чем в отношении частного лица. Первые неизбежно и сознательно оставляют открытыми для пристального анализа общества каждое свое слово и действие, а, следовательно, должны проявлять и большую степень терпимости. В рассматриваемом случае текст ФИО3 наряду со своим информационно-новостным режимом затрагивает социально значимую проблему, избегая недопустимых, резких, оскорбительных или иных некорректных выражений. В полной мере это касается и его суждений, оценочных мнений, авторского видения хода сессии законодательного органа власти, личного восприятия конкретных выступлений на ней. Возможная ошибочность этих суждений и мнений некатегорична и в большей степени призрачна, для целей рассматриваемого спора она непринципиальна. Эти субъективные оценки не имеют внятных критериев для их проверки, так как с очевидностью увязывались с особенностями речи <данные изъяты>, в частности, с двусмысленностью некоторых использованных им словесных оборотов. Наконец, они не надуманны – как уточнил сам ответчик, осуществляя профессиональную журналистскую деятельность, он был осведомлен о предшествовавших сессии событиях, касающихся подготовки её решений (об этом дали показания и свидетели <данные изъяты>, <данные изъяты>), и затем убедился в их последующем принятии и реализации.

Таким образом, оспоренные ФИО1 фразы, как и сама статья «Продажные депутаты парламента Карелии?», в своем базовом виде квалифицируются острыми аналитическими рассуждениями, которые как форма выражения мнения, не сопровождавшегося какими-либо злоупотреблениями, исключают судебную защиту от них по ст. 152 Гражданского кодекса РФ. Отвечающие же признакам сведений утверждения ответчика либо не относятся к личности истца, либо не порочат его в той чрезвычайной величине, когда бы это свидетельствовало о выходе за рамки более приоритетной свободы политической дискуссии. Суд солидарен с международно-правовой установкой о том, что общественный интерес в публичном обсуждении серьезных вопросов жизни государства или региона и деятельности органов власти должен преобладать над такой же легитимной целью защиты репутации и общественного престижа конкретных представителей власти и политических деятелей.

Позиция ФИО1 о порочном характере слова «бизнесмен» в статье «Продажные депутаты парламента Карелии?» судом не принимается. Ни само по себе значение данного слова, ни контекст его употребления ответчиком не могут квалифицироваться умаляющими истца. Имеющая место социальная аллергия отдельной части общества на конкретные персоналии и группы лиц, относимых к категориям бизнесмены, депутаты, чиновники и т.д. либо разделяемых по признаку партийной принадлежности, не достигла того уровня, когда исключительно, общепринятым порядком или в подавляющей степени эти лица и группы воспринимались бы нарицательно или негативно в иной форме. Претерпевание такой реакции или опасения стать её объектом – не основание к исключительно особому толкованию общепринятых слов и выражений.

Не мотивируют иск в этой части и положения гражданского закона о доброй лжи (п. 10 ст. 152 Гражданского кодекса Российской Федерации). Характер употребления ответчиком слова «бизнесмен» не позволяет рассматривать его использование как средство доведения неких сведений об истце. Более того, по делу выявлено, что на момент публикации ФИО1 являлся одним из руководителей хозяйственного общества. В своей взаимосвязи это не указывает на состоятельность заявленных им требований.

При таких обстоятельствах разрешаемый иск, в том числе в части производных требований о компенсации морального вреда, признается необоснованным, в его удовлетворении следует отказать.

На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 12, 56, 194-199 Гражданского процессуального кодекса РФ, суд

решил:

В удовлетворении иска ФИО1 к ФИО3 о защите чести и достоинства отказать.

Решение может быть обжаловано в Верховный суд Республики Карелия через Петрозаводский городской суд Республики Карелия в течение одного месяца.

Судья К.Л.Мамонов