Гражданский кодекс часть 1

рассмотрел в открытом судебном заседании судебный материал по апелляционной жалобе обвиняемого Н. на постановление Кировского районного суда г. Иркутска от 11 декабря 2019 года, которым разрешено производство обыска в домовладении Н. (жилом доме и иных дворовых постройках), расположенном на земельном участке с кадастровым номером Номер изъят, по адресу: <адрес изъят>.

Заслушав защитника обвиняемого Н. – адвоката Егорову Л.В., поддержавшую доводы апелляционной жалобы, прокурора Баранову М.И., полагавшую постановление суда законным, обоснованным и мотивированным, суд апелляционной инстанции

установил:

10 декабря 2019 года и.о. руководителя СУ СК РФ по Иркутской области Я. возбуждено уголовное дело Номер изъят по признакам состава преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30 – ч. 4 ст. 159 УК РФ, в отношении Н. и иных неустановленных лиц, по факту покушения на мошенничество в отношении имущества ООО «И.» в особо крупном размере.

В ходе предварительного следствия по делу старший следователь (данные изъяты)П., с согласия руководителя следственного органа, обратился в суд с ходатайством о разрешении производства обыска в домовладении Н. (жилом доме и иных дворовых постройках), расположенном на земельном участке с кадастровым номером Номер изъят, по адресу: <адрес изъят>. В обоснование своего ходатайства следователь указал, что у органов предварительного следствия имеются основания полагать, что по данному адресу могут находиться предметы и документы, интересующие предварительное следствие, а также предметы и документы, изъятые из оборота.

Постановлением Кировского районного суда г. Иркутска от 11 декабря 2019 года разрешено производство обыска в домовладении Н. (жилом доме и иных дворовых постройках), расположенном на земельном участке с кадастровым номером Номер изъят, по адресу: <адрес изъят>, в целях отыскания и изъятия предметов и документов, интересующих предварительное следствие, в том числе на электронных носителях, содержащих информацию о наличии договорных отношений между Н., ООО «Я.» в лице Х. и ООО «И.»; экземпляры договоров поставки № Номер изъят от 19 июля 2013 года, товарные накладные и спецификации по указанному договору, переданные ООО «И.» Н. для подписания; документы относительно строительства дома по месту проживания Н. с использованием материалов, приобретенных у ООО «И.»; иные документы, подтверждающие выполнение договорных обязательств ООО «И.» перед Н.; договоры уступки права требования (цессии) № 1, 2, 3 от 30 июля 2015 года, заключенные между Н. и ООО «Я.»; документы, связанные с рассмотрением дел по искам ООО «Я.» к ООО «И.» в Арбитражном суде Иркутской области; а также предметов и документов, изъятых из оборота.

В апелляционной жалобе обвиняемый Н. считает обжалуемое постановление незаконным, необоснованным, вынесенным с существенным нарушением требований постановления Конституционного суда РФ от 17.12.2015 № 33-П, уголовно-процессуального законодательства, ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, выводы суда бездоказательными и ничем не подтвержденными. Полагает что суд, давая разрешение на производство обыска в отношении адвоката, грубо нарушил положения п. 3.2 постановления Конституционного суда РФ от 17.12.2015 № 33-П (определения Конституционного суда РФ от 08.11.2005 № 439-О), которые цитирует. Указывает, что, несмотря на то, что уголовное дело возбуждено по общеуголовному составу преступления, – использовался исключительно бытовой повод из гражданской жизни адвоката, как повод для возбуждения «заказного» уголовного дела с участием спецслужбы – ФСБ, из-за возникшего конфликта с судьей Иркутского областного суда А. при рассмотрении уголовного дела в отношении Е. по ч. 3 ст. 159 УК РФ, не связанному с осуществлением адвокатской деятельности, судом сделано все для того, чтобы обыск привел именно к достижению целей органа уголовного преследования – получению информации о его (адвоката Н.) других уголовных, административных, гражданских, арбитражных делах и его клиентах. Обращает внимание, что, несмотря на то, что в резолютивной части обжалуемого постановления суд попытался конкретизировать отыскиваемые предметы, тем не менее, используемая следователем в ходатайстве о разрешении производства обыска, а судом в постановлении слово в слово повторяющая ходатайство юридическая техника построения предложения от общего к частному, – позволила следствию совершить неправомерные действия по вмешательству в собственно профессиональную сферу адвоката (с учетом того, что адвокат не вызывался в ходе проверки для дачи пояснений, у следователя была возможность получить информацию из других источников) и легализовала действия следователя по изъятию всех его (адвоката Н.) адвокатских производств за весь период адвокатской деятельности. Цитируя резолютивную часть обжалуемого постановления, указывает, что суд не соотнес конкретные признаки преступления, по которым возбуждено уголовное дело, с объемом отыскиваемых объектов. Отмечает, что ходатайство на производство обыска, переписанное без проверки грамматических оборотов следствия, в которых была заложена уловка, не ограничивает никоим образом дискрецию следственных органов и спецслужб, ворвавшихся в дом с применением физического насилия, так как суд выдал «лицензию» на поиск любых предметов и документов, интересующих предварительное следствие, и в том числе тех, которые непосредственно относятся к событию преступления – гражданско-правовой сделке с кирпичом. Полагает, что фактически судом принято неправосудное решение в отношении адвоката, как члена гражданского института, отделенного государством, с преднамеренным установлением границ дозволенного поведения спецслужб, проводивших обыск руками следователей 3-ого отдела, полностью зависимых и подконтрольных. Приводит положения п. 3.1 постановления Конституционного Суда РФ от 17.12.2015 № 33-П, которые, по его мнению, судом проигнорированы и не применены, о том, что во время обыска, который с разрешения суда органами, осуществляющими уголовное преследование, производится в отношении адвоката, не может иметь место исследование и принудительное изъятие материалов адвокатского производства, содержащих сведения, не выходящие за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи доверителю в порядке, установленном законом; в противном случае значение адвокатской тайны, права на получение профессиональной юридической помощи, права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, презумпции невиновности и права каждого не свидетельствовать против самого себя фактически обесценивалось бы. Также считает нарушенными положения ст. 8 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950, которой в силу требований ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и постановления Пленума Верховного Суда РФ от 31.10.1995 № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» должен был руководствоваться суд и применить в практике ее применения Европейским судом по правам человека, который четко сформулировал, что постановление об обыске должно обеспечивать ограничение его последствий разумными пределами (постановления от 22.05.2008 по делу И. Стефанов против Болгарии, и от 09.12.2004 по делу Ван Россем против Бельгии). Указывает, что Кировский районный суд г. Иркутска «в общих и широких выражениях» разрешил производство обыска в домовладении предполагаемом как адвоката, во время которого не соблюдались гарантии от вмешательства в профессиональные секреты, которые в результате были затронуты в степени, не соизмеримой какой бы то ни было преследуемой цели (постановление ЕСПЧ по делу «Колесниченко против России» от 09.04.2009, «Юдицкая и другие против России» от 12.02.2015). Ссылаясь на п. 3.2 постановления Конституционного Суда РФ от 17.12.2015 № 33-П, отмечает, что конкретизация судом предмета обыска (отыскиваемого объекта) предопределяет недопустимость изъятия следователем адвокатских производств в целом. А суд, допуская перенос из ходатайства следователя грамматического оборота об отыскании любых интересующих следствие предметов и документов, не устранил данную неопределенность. Напротив, буквальное толкование разрешения суда на обыск таково, что конкретные отыскиваемые предметы, перечисленные в обжалуемом постановлении, относятся только к электронным носителям. Таким образом, перечень подлежащих отысканию предметов и документов носит не закрытый, а отрытый характер, а используемые судом формулировки как «иные документы, подтверждающие выполнение договорных обязательств…» являются размытыми и неконкретными. Полагает, что у суда отсутствовали достаточные основания для выдачи разрешения на производство обыска, а при оценке достаточности таковых судом нарушены требования ст. 17 УПК РФ, оценка дана не по совокупности, не по закону и не по совести. Указывает, что в основу разрешения обыска суд положил недопустимое доказательство – справку УФСБ по Иркутской области, содержащую в себе результаты ОРД, правовая природа которой судом не исследовалась, на каких первичных сведениях она основана – не выяснено, также как и то, кто является собственником и владельцем земельного участка. Не включен в предмет доказывания вопрос о законности ОРМ в отношении адвоката – наблюдения, сбора сведений и т.д., в частности, получено ли решение суда. Считает, что суд необоснованно, в нарушение требований ст. 17 УПК РФ, ссылается на совокупность доказательств для того, чтобы прийти к выводу о нахождении отыскиваемых предметов по указанному месту, но таковая совокупность просто отсутствует. Обращает внимание, что не представлена выписка из ЕГРН, справка о зарегистрированных лицах. Указывает, что источник осведомленности ОРМ должен быть подтвержден первичными доказательствами. Полагает, что судом нарушены требования ст. 89 УПК РФ. Справка ФСБ не отвечает требованиям относимости, допустимости и достоверности. Приводит положения ч. 2 ст. 165 УПК РФ о правилах подсудности ходатайства о производстве следственного действия. Указывает, что объективная сторона вмененного деяния не совершалась на территории Кировского района г. Иркутска, поскольку, если и совершалось покушение на хищение, то все имущество ООО «И.» расположено в Октябрьском и Куйбышевском районах г. Иркутска; согласно ЕГРЮЛ ООО «И.» имеет юридический адрес: <адрес изъят> (Куйбышевский район), а фактический адрес: <адрес изъят> (Октябрьский район); расчетный счет открыт в отделении Сбербанка по обслуживанию юридических лиц, который всегда находился в Октябрьском районе г. Иркутска; адрес местонахождения ООО «И.» до переезда – <адрес изъят> (Свердловский район). При этом отмечает, что сам обыск был произведен на территории <адрес изъят>, из чего делает вывод, что разрешение на производство обыска должно было быть дано Иркутским районным судом. Обращает внимание, что постановлением судьи Иркутского районного суда Иркутской области от 24.01.2020 было дано разрешение на производство обыска в домовладении по аналогичному ходатайству следователя (данные изъяты), которое было принято к производству судьей Кировского районного суда <адрес изъят> с грубым нарушением требований ст. 47 Конституции РФ, поскольку таковое подано следователем с нарушением правил подсудности – по месту территориального расположения органа следствия и ФСБ, то есть туда, где им удобно договориться, а судья Саликов Д.А., ограниченный в своей юрисдикции рамками территориальной подсудности, в соответствии с п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 01.06.2017 № 19 был обязан вынести постановление об отказе в принятии такого ходатайства к рассмотрению со ссылкой на данное основание. В связи с изложенным просит обжалуемое постановление отменить.

Постановлением Кировского районного суда г. Иркутска от 28 февраля 2020 года по ходатайству обвиняемого срок апелляционного обжалования Н. восстановлен.

В возражениях на апелляционную жалобу старший помощник прокурора Кировского района г. Иркутска Самойлова К.Ю. приводит свои доводы против апелляционных, полагает об отсутствии оснований для удовлетворения жалобы, как равно – для отмены постановления.

Проверив представленный судебный материал, обсудив доводы апелляционной жалобы, возражений, выслушав мнение сторон, суд апелляционной инстанции приходит к следующим выводам.

В соответствии со ст. 182 УПК РФ основанием производства обыска является наличие достаточных данных полагать, что в каком-либо месте или у какого-либо лица могут находиться орудия, оборудование или иные средства совершения преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела. Обыск в жилище производится на основании судебного решения, принимаемого в порядке ст. 165 УПК РФ.

Часть 2 ст. 165 УПК РФ предусматривает, что ходатайство о производстве следственного действия подлежит рассмотрению единолично судьей районного суда по месту производства предварительного следствия или производства следственного действия.

В соответствии с п. 5.2 ч. 2 ст. 29 УПК РФ только суд, в том числе в ходе досудебного производства, правомочен принимать решения о производстве обыска в отношении адвоката в соответствии со ст. 450.1 УПК РФ.

Согласно ч. 1 ст. 450.1 УПК РФ, обыск в отношении адвоката (в том числе в жилых и служебных помещениях, используемых им для осуществления адвокатской деятельности), включая случаи, предусмотренные частью пятой ст. 165 УПК РФ, производятся только после возбуждения в отношении адвоката уголовного дела или привлечения его в качестве обвиняемого, если уголовное дело было возбуждено в отношении других лиц или по факту совершения деяния, содержащего признаки преступления, в порядке, установленном частью первой ст. 448 УПК РФ, на основании постановления судьи о разрешении производства обыска и в присутствии обеспечивающего неприкосновенность предметов и сведений, составляющих адвокатскую тайну, члена совета адвокатской палаты субъекта Российской Федерации, на территории которого производятся указанное следственное действие, или иного представителя, уполномоченного президентом этой адвокатской палаты; в постановлении судьи о разрешении производства обыска в отношении адвоката указываются данные, служащие основанием для производства следственного действия, а также конкретные отыскиваемые предметы; изъятие иных объектов не допускается, за исключением предметов и документов, изъятых из оборота.

Требования уголовно-процессуального закона при рассмотрении ходатайства следователя судом соблюдены.

Из представленного материала следует, что таковое подано с согласия руководителя следственного органа, уполномоченным на то должностным лицом, в пределах его компетенции, в рамках возбужденного уголовного дела, с соблюдением требований уголовно-процессуального законодательства. В постановлении орган следствия привел основания для производства обыска, представил материалы, их подтверждающие.

Исходя из содержащихся в материале сведений, оснований полагать о нарушении судом правил подсудности при рассмотрении ходатайства следователя по месту производства предварительного следствия, на которое распространяется юрисдикция Кировского районного суда города Иркутска, вопреки апелляционным доводам Н., не имеется, положения ч. 2 ст. 165 УПК РФ не нарушены. Не колеблет данных выводов и ссылка на рассмотрение аналогичного ходатайства следователя Иркутским районным судом Иркутской области, учитывая положения об альтернативной подсудности, предусмотренные указанной нормой закона.

Постановление суда должным образом мотивировано, в нем обоснована необходимость производства обыска в домовладении Н., в отношении которого возбуждено уголовное дело. Решение принято судом первой инстанции на основании исследованных в судебном заседании материалов дела и документов. Оснований подвергать сомнению достоверность представленных в них сведений у суда не имелось, не усматривает таковых и суд апелляционной инстанции.

В результате проведенных оперативно-розыскных мероприятий установлено, что Н. фактически проживает в жилом доме, расположенном на земельном участке с кадастровым номером Номер изъят, по адресу: <адрес изъят>, что отражено в справке УФСБ России по Иркутской области № 33 от 11 декабря 2019 года, подтверждено данными протокола опроса (данные изъяты)Г. от 25 октября 2019 года.

Таким образом, основания для проведения обыска по данному адресу являются законными.

Вопреки доводам, приведенным в жалобе, суд апелляционной инстанции приходит к выводу, что в обжалуемом постановлении конкретно указаны объекты поиска в ходе разрешаемого обыска, а также данные, служащие основанием для его проведения, позволявшие обеспечить дифференцированный подход к исследованию и изъятию органом предварительного расследования материалов, связанных только с уголовным делом, возбужденным в отношении Н., с уточнением в части электронных носителей, что не является нарушением закона, как на то указано обвиняемым. Среди указанных судом объектов обыска отсутствуют материалы адвокатских производств, формулировок неопределенного характера обжалуемое постановление не содержит.

Ссылка Н. на возбуждение уголовного дела, не связанного с осуществлением им адвокатской деятельности, несостоятельна, поскольку указанное не исключает производство обыска в домовладении адвоката.

Доводы апелляционной жалобы о сфабрикованности уголовного дела сводятся к оценке доказательств по делу, которую на данном этапе уголовного судопроизводства суд давать не вправе, поскольку они могут стать предметом судебной проверки при рассмотрении уголовного дела по существу. На этом же основании суд апелляционной инстанции отвергает довод жалобы о не обсуждении судом первой инстанции вопроса о законности ОРМ в отношении адвоката Н.

Постановление суда не противоречит положениям Конвенции о защите прав человека и основных свобод и правоприменительной практике Европейского суда по правам человека, правовым позициям Конституционного суда РФ, в том числе, приведенным в апелляционной жалобе, ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Решением, принятым судом первой инстанции, не допущено необоснованного вмешательства в профессиональную деятельность адвоката, поскольку в данном случае при наличии достаточных к тому оснований разрешался вопрос о проведении обыска в жилище адвоката, подозреваемого в совершении преступления, а не в связи с осуществлением им адвокатской деятельности. Суд апелляционной инстанции не находит, что обжалуемым решением допущено вмешательство в профессиональные секреты Н., не соизмеримое с интересами предварительного следствия.

Судебное решение о разрешении производства обыска в домовладении Н. законно, обоснованно и мотивированно, принято с соблюдением норм уголовно-процессуального законодательства, регламентирующих разрешение судом данного вопроса, нарушений, влекущих изменение или отмену постановления, в том числе и по доводам апелляционной жалобы, не допущено.

Оснований для сомнений в объективности суда, о несоблюдении требований ст. 30 УПК РФ не имеется. Из содержания протокола судебного заседания следует, что судом оглашалось и рассматривалось ходатайство следователя о разрешении производств обыска в жилище Н., исследовались представленные материалы, единственной стороной при судебном разбирательстве являлся прокурор, разъяснения процессуальных прав которому уголовно-процессуальный закон не требует. Положениями ст. 165 УПК РФ не предусмотрено извещение о судебном рассмотрении вопросов, связанных с производством обыска в жилище, их собственников, которые, вместе с тем, не лишены возможности самостоятельно обжаловать судебное решение, и в этом случае вправе участвовать в судебном заседании суда апелляционной инстанции в соответствии с положениями ст. 389.12 УПК РФ.

Таким образом, оснований для удовлетворения апелляционной жалобы и иных доводов Н. не имеется.

Руководствуясь ст. 389.20, 389.28, 389.33 УПК РФ, суд апелляционной инстанции

постановил:

постановление Кировского районного суда г. Иркутска от 11 декабря 2019 года, которым разрешено производство обыска в домовладении Н. (жилом доме и иных дворовых постройках), расположенном на земельном участке с кадастровым номером Номер изъят, расположенном по адресу: <адрес изъят>, оставить без изменения, апелляционную жалобу Н. – без удовлетворения.

Апелляционное постановление может быть обжаловано в соответствии с главой 47.1 УПК РФ в кассационном порядке.

Председательствующий Р.Р. Трофимова